Статья посвящена городу Орску, так или иначе описанному и упомянутому в творчестве В. С. Маканина.
1 ноября 2017 года скончался известный писатель Владимир Семенович Маканин. Его смерть задела меня за живое потому, что, во-первых, он умер на следующий день после моей мамы — ее не стало 31 октября, а во-вторых потому, что Маканин — мой земляк, наш земляк, родившийся в Орске в 1937 году.
Стало интересно почитать его книги, более подробно остановиться на его творчестве. Конечно, я знала, что был такой писатель, что он родом из наших мест, в институте мы мельком его творчество изучали… Решила ознакомиться с наследием автора более подробно. Много интересного и увлекательного нашла в его книгах. Помимо глубины восприятия действительности и философичности произведений меня поразило то, что автор очень трепетно и с любовью относится к своей малой родине, Орску, часто упоминая его в своих произведениях. Конечно, в тексте прямо не написано, что речь идет о нашем городке, но мне, выросшей здесь, это более чем ясно. В рассказах, повестях Владимир Семенович представляет нам своих героев то родом из Ковыльска-на-Урале, то Кукуевска, то небольшого городишки на берегу большой неназываемой реки, упоминается и Старый Поселок, который явился прообразом поселка Победа города Орска.
Старый Поселок в произведениях Маканина.
В рассказе «Портрет и вокруг» (1978 год) автор пишет, что
«…в те дни я неторопливо и с достаточной тщательностью заканчивал повесть о другом моем приятеле – этот совсем никуда не ездил, жил в Москве, но без конца томился по своим родным местам: он был родом с Урала. К большому городу он так и не прижился, тосковал, дергался, однако в родные места тоже не вернулся. Невозвращение было противоречием в человеке и основной его изюминкой. Такие вот повести я тогда писал, изображая живых и знакомых мне людей. Для себя я называл этот жанр повестью-портретом».
Цитируемое произведение написано Маканиным в 1978 году. Очень многие книги автора этого периода наполнены тоской по родине, по Старому Поселку, откуда родом его герой Ключарев. Прототипом Старого Поселка в его произведениях стал поселок Победа, который входит в состав муниципального образования «Город Орск», а когда — то давно он был Крекингом, а также Аварийным поселком. По крайней мере, Маканин сам называл поселок Победу Аварийным, когда в недавнем прошлом приезжал в гости на свою малую родину.
Обратимся к его произведению «Провинциал» (1974 год). Главный герой здесь Виктор Ключарев, которому слегка за тридцать, он, вроде бы, уже выбился в люди, но непонятная тоска по родным местам снедает его. В «Провинциале» речь идет о нашем Крекинг-заводе, который располагался недалеко от поселка. Да и поныне, возведенный в 30-е годы, завод, будто прилепился к жилому массиву, соседствует с ним.
Вот что писал о Старом Поселке автор, я же , читая, узнавала родные места:
«Оставшись летом один, дядька Ваня как-то возвращался с реки — он поставил на ночь перемет. Вечерело, лес дышал сыростью, и дядька Ваня бормотал себе под нос : «Летят утки… Летят утки-и… Вдали светились огоньками завод и Поселок…»
Или вот еще:
«Вторая смена… Крекинг-завод…»
Этот же Крекинг-завод , ныне ООО «Орскнефтеоргсинтез» фигурирует и в другом произведении Маканина «Где сходилось небо с холмами» (1984 год). Здесь также речь идет о поселке- родине уже другого героя Георгия Башилова:
«… композитор чувствует себя виноватым за то, что в поселке, откуда он родом, в некоем далеком поселке за тысячу километров отсюда, люди, то бишь его земляки, совсем не поют».
«Почему поселок, а не город?» — спросит любой, кто не знает истории нашего Орска. Отвечу, что в 30-е годы, которые являются для большинства героев его произведений детскими (как и самого автора) Орск не был тем, что он представляет собой сейчас. Город находился на другой стороне Урала, в исторической части, ныне это район Старого Города, а поселок Победа был вновь строящимся тогда Крекинг- поселком среди бескрайней степи в нескольких десятках километров от города при вновь возведенном Крекинг-заводе. Из интервью Маканина мы узнаем, что поселок также звали Аварийным в народе.
А вот описание самого завода и поселка в повести:
«Тот поселок был совсем невелик, был весь доступен, и ничего не стоило обойти его кругом, особенно летом. Назначенный для нормального хода крекинг-процесса, а также для ликвидации случавшихся пожаров, поселок, казалось, был мал. Первый, второй и третий – там было всего три дома, расположенных буквой П, при том что открытая часть П была обращена к видневшемуся на пригорке заводу. Если сравнивать, три дома были как бы ловушкой, и одновременно это было чуткое открытое ухо, вбирающее в себя шумы и звуки заводских неполадок: поселок был аварийный. С тыла трех домов располагались невысокие горы.
Небольшой городишко, не видный за горами, находился от поселка километрах в двадцати пяти – тридцати, так что его как бы и не было вовсе, – город был для маленького Башилова долгое время мифом, чем-то существующим и несуществующим, вроде географического юга или, скажем, запада. «Город?.. Где это?» – спрашивал Башилов-мальчик, и ему отвечали: «Там». И указывали в сторону невысоких гор.
Завод был в значительной степени автоматизирован, но старого образца, так что пожары случались и, более того, были предусмотрены. Обслуживали завод два десятка рабочих, техник и инженер, а также один аварийный техник и один аварийный инженер, – в силу малого числа людей и взаимозаменяемости все они, в сущности, были аварийщики. Женщины работали тоже; с детьми и стариками в поселке жило около ста человек».
Прочитав фрагмент текста, мы понимаем, почему поселок прозвали Аварийным, почему наш поселок Победа, выступающий во всех его произведениях прототипом некоего Старого Поселка получил такое название.
ООО «Орскнефтеоргсинтез»
ООО «Орскнефтеоргсинтез», строился как Крекинг-завод
Опять по тексту рассказа видим описание завода:
«Завод был невысок. Он был плоско разбросан в начинавшейся здесь степи, и в плоской его неподвижности бросалось в глаза лишь подвижное и живое: восходящие клубы дыма…»
В данном рассказе автор описывает холмы — невысокие горы — близ Старого Поселка, свои детские воспоминания, переданные через мысли Григория Башилова, когда тот впервые после отъезда в Москву приезжает в гости:
«…В середине жаркого дня он и Галка Сизова отправились к озерцу, что в трех километрах. Они скоро пришли. Тропа помнилась. И спуски помнились. Но если Галка каждую минуту казалась молодому композитору выросшей, озерцо казалось маленьким, мелким. «И горы стали меньше…» – сказал он Галке о своем наблюдении… Башилов без цели бродил меж домов. Одинокий, он натыкался на воспоминания там и тут. Холмы (их линия) рождали смутное беспокойство, а когда он отводил от холмов глаза, беспокойство только усиливалось. Услышав детские голоса, он втиснулся в красный уголок, тот самый гибрид школы и детского сада, где обучался и где сейчас по случаю лета сидели лишь малыши – бросали кубики…»
И эти холмы до сих пор окружают поселок Победу со всех сторон. Ныне, конечно же, тут не сплошная степь, через сие пространство идет автодорога, соединяющая Новый Город с поселками Никель и Первомайский, но все же, когда едешь по этой дороге, ощущаешь холмистый характер местности, ее неровный рельеф.
В произведении «Где сходилось небо с холмами» есть и четкое указание того, что Старый Поселок, посещаемый Георгием Башиловым неоднократно и есть наш поселок Победа, входящий в черту муниципального образования «Город Орск». Когда композитор в последний раз приезжает на родину, он сталкивается с непониманием современной молодежью поселка тех проблем, с которыми он приехал сюда — что в Поселке, мол, нынче не поют. Убежал, разгоряченный, потом вернулся:
«…Он прихлебывал кофе, который по его
просьбе сварили ему еще утром в Медногорске, в ресторане. Кофе был горячий,
его сварили за двести километров отсюда».
Нерожденные в этих местах, откройте карту и увидите, что действительно, недалеко от Орска находится небольшой городишко Медногорск, территориально относящийся к Кувандыкскому городскому округу.
Тоской по родине также веет от другой повести Владимира Маканина. В произведении «Провинциалка» («Валя Чекина») (1974 год) автор вспоминает о детских годах своего лирического героя и своей землячки Вали, ныне они живут в Москве, а родились от нее в нескольких тысячах километров:
«…похоронная прибыла в данный уральский городок рано утром, и Тося Чекина не пошла на работу… «.
Или:
«Они бросают свои портфели. За окном-зима, долгая зима провинциального городка. Долгий зимний вечер с вьюгой. Да еще матери работают в ночную смену-дивное время!»
Действительно, и вьюги у нас суровые, и вечера долгие зимние, и сугробов бывает по колено, так заметает, что заборы утопают в снегу.
А вот восторги Тиховарова, получившего письмо из дому:
«Тиховаров сказал мне, что получил письмо из дому: мы заговорили о нашем городке, о родных местах…
-Помнишь, песчаный карьер? Купались, помнишь?
-А как у нас хоронили! Полгорода идет по улицам — и старики, и пацаны. Барабаны бухают, трубы выворачивают душу…
-Нет, а ты помнишь те горы?… А немецкие домики, а Розу и Магду помнишь?»
Поселок Победа, настоящее время:
Вдалеке видны те самые холмы
Опять горы, немецкие домики… Известно, что в нашем городе дома во время войны и в послевоенное время строили лица немецкой национальности: военнопленные, трудармейцы. А Роза — также реальный человек: в последний свой приезд в Орск Маканин с грустью узнал, что Роза умерла, ушла из жизни подруга его детства.
Повесть «Утрата» (1987 год). Философский подтекст, глубина мысли. В основе произведения — легенда о купчике Пекалове, прорывшем подкоп под Урал, где потом рядом с этим местом построили мост. Рядом была часовенка:
«Все знали, что Пекалов пьянь и промотавшийся и что затея его, конечно же, была и есть дурацкая; и все же он, подлый, хватал всякого за рукав и вопил:
– Ну, ребята, кто со мной – ведь под Урал подкоп рою!
И опять вопил:
– Под самый Урал рою!..»
А вот и встреча с Валентиной лирического героя уже из реальной жизни:
«Валентина рядом. Она смотрит на течение Урала, на машины, движущиеся по мосту.
— Ты рад, что мы едем вместе?
— Да. (Говорит он живой, в то время как он загробник продолжает обдумывать.)
— А ты знаешь, что здесь возле моста был подземный ход — под рекой проходил?
— Знаю. (Он чертит.)
— Какой-то сумасшедший прорыл. Тебе тоже в детстве рассказывали?
— Да.
— Здесь еще и часовня стояла, — с охотой подхватывает теперь он нет-нет и провисающий разговор (ссора должна возникнуть сама собой). — Там этот псих купчик был изображен взлетающим на небо. Ангелы его подхватывали под руки и уносили — помнишь?
— Все уже порушилось.
— А место помнишь, где часовня стояла?
— Как не помнить — мы на ней сидим.
— Да ну! — Он чуть ли не вскочил. Встал…»
Кстати, изучая метрические книги орских церквей, я часто встречала похожую фамилию — Пикалов, что говорит нам в пользу того, что бытующая в народе легенда о купчике Пекалове наша местная, что она родилась на нашей земле и, может быть, небезосновательно.
В произведении «Утрата» есть воспоминания и о родине деда Маканина- хуторе Марченков (ныне урочище Кувандыкского городского округа), о котором я напишу в отдельной статье.
Интересно произведение автора «Голоса» (1980 год), здесь также — незабываемая, ничем не приглушенная тоска по детству, малой родине. С любовью описываются Желтые горы близ поселка, упоминание о которых мы уже встречали и в других произведениях, например, в повести «Где небо сходилось с холмами». В «Голосах» колорит местности близ поселка автор описывает следующим образом:
"...Начинаясь в полутора километрах от поселка, Уральские горы, как и
положено им, набирали высоту постепенно -- они не торопились, забирая у неба
еще и еще понемногу. В определенные дни и в определенные часы солнце жгло их
желтые вершины, и потому в обиходе они назывались Желтыми горами.
Пройдя долинами пять или шесть, иногда восемь гор, пацаны обычно
успокаивались на достигнутом и дальше не шли. Тут случался известный
парадокс. Желтые горы оказывались не там, где мы сидели и где разжигали
дневной костер, а дальше -- горы как бы отодвигались. Сколько ни иди, желтые
вершины отодвигались, и попасть на них было нельзя -- а видеть их было
можно".
Конечно, не все творчество Маканина пронизано воспоминаниями детства, юности, так, например, в таких повестях и рассказах как «Пойте им тихо», «Ключарев и Алимушкин», «Полоса обменов», «Человек свиты», «Дашенька», «На зимней дороге», «Не наш человек», «Отдушина», «Наше утро», «Кавказский пленный», «Испуг», «Господин убегающий», «Антилидер», «Иероглиф», «Нешумные» и др. нет ни намека ни на малую родину автора, ни на поселок, ни на наш город.
В некоторых произведениях воспоминания единичны и не проходят красной нитью через все произведение.
Так, например, в рассказе «Стол, покрытый сукном, с графином посередине» (1993 год) лишь единожды автор напишет:
«Вблизи реки Урал образовался залив, подковообразный и довольно вытянутый (но не старица, просто залив) — все это в детстве…»
В «Старых книгах» (1975 год) автор подчеркивает уральское происхождение Светика:
«— А что рассказывать?.. Приехала я с Урала. Просто так приехала. Людей посмотреть.
Но больше Светик ничего не рассказывает. Ни город родной не называет. Ни фамилию. Тут она твердо держит линию».
Правда потом из разговора со своей знакомой выясняется, что это не Орск, а Челябинск, Светик-из Челябинска.
В произведении «Голубое и красное» (1982 год) Маканин пишет о поселке постольку-поскольку, в основном здесь описание хутора Марченков — родины его деда — отца матери. Об этом я напишу также отдельно.
Описывая поселковые бараки, Маканин видит в них причину одинаковости и безличия людей:
«…Если в деревне был простор, то возле бараков тоже ведь были пустыри, и притом пустыри с огромным размахом и без единого дерева, а на пустырях взлетали птицы, крупные, подчеркивающие в перспективе даль, а за пустырями были в заметном уже отдалении горы, наползающие одна на одну, но не давящие. Да и в самой избе ненамного просторней, чем в бараке: сени загромождены кадками и примитивным верстаком, оставшимся еще от прадеда, не говоря уж о догнивающих хомутах и старом тряпье, с которым в избах не расстаются…
…Его осенило не взрослого, а в детстве и сразу, и если растолковать он пока не мог, то слово найденное уже знал, люди, их-то именно и было много, на квадратный метр много, – тут-то и таился почувствованный им феномен одинаковости, который понял он уже, конечно, не в детстве: люди, живущие в бараке, и не могли быть разными или слишком отличающимися при такой густоте на квадратный метр, они бы не выжили, как не выживают деревья и целые подлески…»
Новое произведение — рассказ «Там была пара « (1991 год) из сборника «Антиутопия». Опять воспоминания юности героя, основанные на личном восприятии автора:
«… Соседствующий кусок юности — я, студент университета- приехал в поселок, а там умерла моя двоюродная или даже троюродная тетка, а я пришел… в ее дом и по молодости слонялся там, не знал, что делать…
Снег падал, снег засыпал, заваливая все подряд. Накрывая давнего юного меня, и тот костер у реки, и бородача утопленника, уже десять снегов завалили ту развилку юности, некий проблеск, который был мне дан, ощущение великолепного подъема на той степной дороге, какие десять, с ума сошел! если счесть, уже десятки снегов засыпали и завалили…»
Небольшой городишко на берегу большой неназываемой реки он же Ковыльск-на Урале.
Уже в нашумевшем произведении Владимира Семеновича «Асан» (2008 год) наш город выступает в другой ипостаси. Автор часто называет родину его героя Александра Жилина, майора, небольшим городишко на берегу большой неназываемой реки, а также Ковыльском-на-Урале.
Когда Маканин пишет про отца майора Жилина, он говорит:
«… Из далекого зачуханного Ковыльска-на-Урале. Городишко такой…
Уже по телефонным разговорам (время от времени я звонил отцу в родной зачуханный Ковыльск-на-Урале) было понятно, сколь энергично мой отец сдвинулся в сторону политики…
Сказать честно, я не хотел. Ни о России. Ни о других народах… Я здесь достаточно об этом знал… Но зато я очень хотел бы услышать про мой тихий Ковыльск-на-Урале… Чем там живет мой старенький отец? И не перенапрягся ли он с выпивкой?.. Как там наши улочки?.. Старые клены… Развалилась ли моя школа № 9…»
В отрывке упоминается школа № 9, а мы знаем, что Владимир Семенович учился именно в школе с таким номером, этот факт опять же подчеркивает биографичность многих произведений писателя.
И вот еще отрывки:
«…Мне (под очередную рюмку) вспомнился подвал в нашем старом доме… в Ковыльске… Земляной, глубокий подвал, там воняло крепким духом моченых арбузов. Засоленных с укропом, с солоцким корнем, с несколькими яблочками… За этими яблочками я и пробрался тогда… Только-только хотел запустить руку в бочку. Шаги… Отец… Я спрятался за второй, за последней бочкой. И замер…
Отец был не прочь, чтобы камуфляж произвел впечатление на наш родной, на наш маленький, но самолюбивый городишко. Чтобы пятнистое дыхание войны “выстрелило” в Ковыльске-на-Урале… Чтоб из каждого окна видели приехавшего из Чечни… Старик будет идти меж пятиэтажек, выпятив грудь. Ну, может, с кем из местных приостановится. И кое-что им порасскажет. О войне… О сыне…»
В «Асане» автор упоминает и описывает своих земляков — оренбуржцев, называет их молодцами:
«…Оренбуржцы в том ущелье не потеряли ни человека. Молодцы! Только и погиб, с экипажем вместе, приданный им головной танк… В штабе спасенную колонну обговорили с особенным удовольствием. Заметили!
В штабе вдруг припомнили (приятно при удаче припомнить одну-другую подробность), что именно генерал Шкадов на оперативке посоветовал послать с колонной компактных оренбуржцев вместо разрозненных в боях ментов. Не подвели пацаны…»
В тексте «Асана» есть еще много упоминаний Ковыльска-на-Урале, а также небольшого городишка на берегу большой неназываемой реки, причем по ходу чтения становится понятно, что речь идет об одном и том же месте:
«… Мне дали отпуск на целый месяц, и я уехал в родной Ковыльск к жене и дочке. Ну, и к отцу, конечно… Отцу я привез первые байки о Дудаеве, а жене — две дудаевские тысчонки — доллары… Которые я сохранил, несмотря на острую шизоидность тех моих дней (одиноких, у ворот склада). А может быть, сохранил благодаря той шизоидности. В обычной пятнистой куртке. В обычном грудном кармане.
Дома я рассказал жене о совете чеченца построиться на большой неназываемой реке… Прорабом у нас инженер-пенсионер. В небольшом городишке, что у большой речки, жена такого не сразу, но нашла…»
Про плохие школы в городишке:
«… То есть в другую школу дочка пока что не перевелась. А мы хотели для дочки хорошую школу. По возможности. В этом городишке, что на берегу неназываемой большой реки, школу следовало выбирать придирчиво и внимательно — школы здесь плоховаты…»
Про солдатскую матерь, описанную в «Асане» автор пишет также:
«Но она вернулась в свое родное Зауралье и собирала, копила, откладывала…»
Автор делает свою героиню опять же уроженкой Урала, а не Подмосковья, Москвы, других регионов. Практически во всех работах Маканина небольшие воспоминания о родной земле есть.
Жилин спрашивает солдатскую мать:
«Как там Сбербанки в их зауральском городишке? работают? нормально? Вот и отлично…»
И, наконец, Кукуевск.
Читаю другое произведение автора «На первом дыхании» (1976 год). Здесь прообраз нашего Орска представлен уже городом Кукуевском. Читаем Кукуевск, подразумеваем — Орск.
«Вокруг была степь. Полынь, и цвет этой полыни если не совсем белый, то белесый. А посередке этой сплошной белесости, как в молоке, плавало десятка полтора крохотных наших домишек. Полтора десятка домишек – не больше. И вот там я работал…
Десять домишек и полсотни людей. И запертый я. И мечущийся возле машин Громышев. Вот и вся компания. Все мы (и наши домишки тоже) лежали на степной глади, как крошки хлеба на большой и ровной скатерти. Будто вот-вот их сгребут великанской ладонью, смахнут. А краями скатерти были еле видные далекие холмы. Такой пейзаж.
Я знал, что сбегу. И как бы прощался…
Пытался перескочить пространство, а пространство все еще лежало передо мной – голая степь…
И пыль – она тучей заносилась на левую сторону дороги. Помню ночь и мелькнувшую белую церквушку. Церковь ли, мечеть ли? – мелькнула и пропала с неразличимой во тьме религией. А машина с грохотом, с боем бортов летела дальше. Или вдруг шла мягче. Это там, где отары раздолбали дорогу в пыль…
Житейская расстановка сил, конечно, была, но самая простенькая. Существовал (и уже как бы не существовал) родной городок – там я осилил школу. Там жила моя матушка. И мой отец. Я уехал оттуда в Москву, где проучился положенных пять лет в институте. А затем распределился в степи, к этому Громышеву…»
И другие цитаты, так или иначе связанные с упоминанием Кукуевска:
«– Из Кукуевска?.. Я что-то такого города не знаю.
– Крохотный городишко. Бараки…»
Когда герой зовет Гальку с собой:
«– Я за тобой, – начал я. И объяснил, что хочу, чтоб она собралась и уехала со мной. Да, в степи. Дня три на сборы…»
И вот еще о наших степях. Вот лирический герой вспоминает про Гальку:
«Плакать плакала, а уехать со мной в степи боялась. Женщина. Практицизм и реальность. Хранительница очага, пещера и звериные шкуры – ступай, муженек, говорят, к берегу пришло много рыбы…
А вот он же размышляет, оставшись ночевать на работе:
«…И неясно, где я. В дороге? В кукуевских степях? Или просто в канаве? Однажды я замерз и спал в хлебе. Залез в зерно, в бурт, – только нос наружу. Господи, неужели ж я в Москве? Уже в Москве? Подумать только!..»
Потом шагает, вспоминая Кукуевск:
«Небо было светлое и ясное, как над среднерусским полем. Или над степью. И кажется, если вдруг оглянешься – будет пустота, ковыль, кони без седел. И небольшие круглые горки».
Итак, прочитаны многие, но не все работы автора. Но уже сейчас можно проследить лейтмотив большинства произведений Владимира Семеновича Маканина: они пропитаны тоской по родине, детству, чему-то давно ушедшему и невозвратному. Старый Поселок, так часто встречающийся в произведениях 70-х-80-х годов — это наш город Орск времен детства писателя: барачный маленький поселок при только что строящемся Крекинг-заводе. Он тогда не входил в черту города и отстоял от исторического центра достаточно далеко. В 70-е годы также речь идет и о Кукуевске, но уже городишке, где таки бараки являются преобладающей чертой заштатного городка. В начале 21 века автор пишет о наших местах как о Ковыльске-на-Урале, маленьком городке на берегу неназываемой большой реки. В повести «Асан» мы уже встречаем упоминание пятиэтажек, школ, сбербанков. Конечно, к этому времени наш город значительно вырос, вырос и его статус в произведениях земляка.
Из интервью Маканина я также узнала, что был в районе села Ущелье пионерский лагерь в советское время.
Есть данные, что в районе Ущелья в 1942 году был построен лагерь от предприятия «Почтовый ящик 11», который состоял из трех отрядов, в них отдыхало от 30-40 человек.
На данный момент я заканчиваю свое повествование, в дальнейшем еще что-нибудь напишу. Скорее всего, это будет информация о родине деда писателя — хуторе Марченкове.